Aleks_Crow

2

Тепло костра постепенно согревало, а горячий свежезаваренный настой трав и лишайников из Таур Ортона притупил боль раны, оставленной калпа-кита.

– Чёртова кошка! – думал Раввиг, кутаясь в шкуры. – Эта была матёрее и проворнее остальных!

– Тебе повезло, сивуллинен, – вошедший в юрту старик лоссот словно прочитал его мысли. – Вот, я принес еще шкур. Не смотри так! Да, мы не любим чужестранцев, но гость есть гость, тем более, если он ранен.

– Да, ты прав, повезло – раздумывая, ответил Раввиг, – если бы я не наткнулся на твою юрту… эта метель, да еще и эта рана, они бы меня погубили. Но… почему ты живешь один? Ваш край и так достаточно суров, одному здесь прожить невозможно!

– Возможно! – отрезал старик, – Я ведь живу! Для Луми-ваки этот край не страшен.

И, помолчав минуту, помешивая что-то в котелке над костром, старый лоссот наконец заговорил:

– Ты, пожалуй, ждешь рассказ о большом горе, которое постигло меня, сивуллинен, о трагически погибших родных. Немудрено. С тех пор, как Ночь стала царствовать за восточными горами, такие истории не редкость. Но моя – не достойна быть воспетой в песнях. Она о трусости и слабости.

Я был молод и, как у любого Луми-ваки, основным моим занятием была охота. Мы часто тогда охотились на калпа-кита – их стая вблизи нашей деревни очень выросла и стала угрожать стадам сури-хирви, а они дают нам всё: шкуры, мясо, рога для жилищ и топливо для костров. Но те калпа-кита никогда не нападали поодиночке, приходилось быть крайне осторожным. Мы старались выходить, когда наша тень была самой короткой – калпа-кита в это время отдыхали; всегда подходили к логову с такой стороны, чтоб ветер нес снег нам в лицо – зверь не мог нас учуять сразу; мы никогда не затевали открытых битв – нашим оружием были ловушки. Так же мы собирались поступить и в тот день. Три охотника, мы разделились, шли чуть поодаль друг от друга. Ничего не предвещало беды. Я выбрал подходящее место и уже начал ставить ловушку, а мои товарищи еще крались немного вперед, как вдруг из-под ног одного из них с громким карканьем вылетела ворона! Проклятая птица! Мы замерли, но уже было поздно. С той стороны, где был мой товарищ, донеслось рычание, потом еще одно, явно второго зверя. Через мгновение я уже был на полпути к месту предстоящей схватки, рука моя крепко сжимала луистин. Среди деревьев я разглядел калпа-кита, ощетинившихся и рычащих, сердце мое запылало огнем! Но буквально тут же я замер, а затем ноги понесли меня прочь – сугробы чуть поодаль зашевелились и, жадно скалясь, двинулись в сторону неосторожного охотника. Ужас охватил меня, единственное, о чем я думал – не быть растерзанным! «Дюжина зверей! Нет, даже полторы! Бежать! Бежать!»

Я никогда не забуду взгляд промчавшегося мимо меня третьего охотника, самого старшего из нас – он спешил на помощь. Взгляд его был полон решимости и презрения. А к вечеру он вернулся в деревню, весь израненный и… один. Он ничего не сказал, только посмотрел на меня и прошел мимо в свою юрту. Но я всё понял. И все жители всё поняли. Наутро охотники на том месте насчитали четыре убитых калпа-киту и следы еще двоих раненых. Проклятье! Я испугался шести калпа-киту! Шести! И снова никто ничего не сказал. Но взгляды говорили лучше слов. Мне не было оправдания.

С убитых зверей еще не успели до конца снять шкуры, как я, взяв немного мяса и свой луистин, навсегда покинул свою деревню.

Снаружи монотонно шумела метель, старик подкидывал в огонь кости сури-хирви. Тепло и усталость взяли свое – под рассказ старого лоссота Раввиг уснул.