Почувствуй себя Сапковским - Калькштейн (вне конкурса)

Калькштейн...

Признаться по правде, он мне никогда не нравился. Мутный тип.

Почувствуй себя Сапковским - Калькштейн (вне конкурса) Почувствуй себя Сапковским - Калькштейн (вне конкурса)

- Упс! – вырвалось у Калькштейна.

«Упс» - это, пожалуй, самое дерьмовое, что можно услышать от алхимика. Это – то, что вы бы хотели от него услышать меньше всего на свете, но если все же услышали… возможно, это было последним, что вы слышали в своей жизни.

Окажись я в тот момент в лаборатории Калькштейна, я предпочел бы умереть более-менее достойно: от разрыва сердца за доли секунды до взрыва, который последовал за этим «Упс». Еще не поняв, что случилось, но осознавая, что мои голова и задница пока обе являются рабынями одного и того же тела и находятся еще по разные его концы, как и завещала мать-природа. Но... то я, и еще неизвестно, повезло бы мне так умереть, не увидев собственных разлетающихся ошметков, или же удача была бы менее благосклонна. К Калькштейну она повернулась тылом и даже, на миг показалось, призывно раздвинула ягодицы. Как будто бы продемонстрировала, куда он мгновение назад спустил годы практики, допустив всего одну нелепую ошибку.

Болевой шок. Время тянется странно медленно: за секунду проживается жизнь, и эта жалкая жизнь – одна, другая, третья – у Калькштейна уходит на попытки понять, почему из плеча больше не растет рука, которой он так отчаянно пытается сбить пламя со своей крысиной бородки. Подбородок и щеки покрываются волдырями, те лопаются; кожу лица нестерпимо печет…

Стул… схватить стул и запустить в окно! Звон стекла, треск огня, преодолеть лабораторию в три прыжка и оказаться на свободе!.. Не тот сценарий. Приток кислорода с улицы только сильнее раздразнит хищное пламя.

Рывок к кровати… сдернуть резким движением узорчатое покрывало и набросить на очаг возгорания. Тушить, тушить, тушить… Поток воздуха от парусящей ткани перекинет языки пламени на стены и шторы, и огонь сожрет помещение вдвое быстрей… Не тот сценарий!

С улицы слышались обеспокоенные голоса. Заспанные люди выбирались из своих домов, демонстрируя парадоксы человеческого разума: этот коллективный разум уже достаточно проснулся, чтобы следом разбудить базовый инстинкт – не бросаться очертя голову в пламя, - но недостаточно все же проснулся для понимания того, что надо срочно вызволять из огненной ловушки истошно орущего алхимика.

Мысленно Калькштейн уже выбрался на улицу и стоял там же, со всеми, наблюдая за пожаром в собственном доме. Физически же… физически он так до сих пор и дергал культей, оставшейся от руки, и не мог никак понять, почему из его живота торчит деревянный обломок – ножка стула, на которую его нанизало ударной волной. Рушилось все…

Ночь выдалась холодной. Вызимцы грелись у огня.

Оцепенение спало лишь тогда, когда пламя стало перекидываться на крыши соседних домов.

«Упс» - это, пожалуй, самое дерьмовое, что можно услышать от алхимика. Когда прозвучит это «упс», я бы предпочел оказаться где-нибудь в другом месте.